Леса европы в средние века. Леса западной европы. Прощай, немытая Европа

Еще Платон, известнейший греческий философ (427-355 г.г. до н.э.) писал о том, что истощение почв и иссушение территории Греции связано с разрушающим действием людей. И справедливости ради, следует отметить, что в ряде случаев правители древности принимали определенные меры по сохранности нерестилищ, лесов, птицы и зверя.

Липы – на лапти !

В древности (да и в историческое время) древесина в большом количестве использовалась для строительства жилищ, для обогрева, выжигания угля и производства дегтя, изготовления бытовых изделий и орудий труда (посуды, обуви и т.д.). Массовая вырубка лесов и распашка земель привели к коренному изменению ландшафтов. Вырубка леса могла приводить к заболачиванию территорий, а в дальнейшем к смене видового состава деревьев. Так, например, многие дубравы на территории Европейской части России были вырублены еще в раннем средневековье на строительство. Были сведены и липовые леса – липа шла на изготовление посуды и …лапти. Для изготовления одной пары лаптей требовалось лыко с 2-3 молодых липок (в возрасте 3-4 года), а крестьянин за неделею обычно изнашивал 2 пары лаптей. Как говорится – комментарии излишни…

В Московском княжестве при огромном обилии леса, его не жалели, каждый рубил лес, где хотел и сколько хотел, причем и частные лица рубили в казенных дачах, и казна, в случае необходимости пользовалась частными.

Только при Петре I был принят ряд законов об охране леса, запрете на расчистку под посевы и пашни на расстоянии 30 верст от рек, по которым шел сплав к Москве, указы о запрещении засорения рек. Однако, несмотря на всю строгость указов (вплоть до смертной казни) и запрет рубить клен, ильм, лиственницу и сосну толще 12 вершков в диаметре (примерно 25 см), разрешалось неограниченно рубить липу, ясень, березу, осину, ольху и ель. Кроме того, разрешалось беспрепятственно заготавливать дрова.

После смерти Петра I указы были забыты и, за следующее столетие, было сведено более 22 миллионов гектаров леса. Особенно это коснулось центральных и южных губерний России, где процесс вырубки лесов принял характер экологической катастрофы: степь стала резко продвигаться на север в год по версте, а то и более. В ряде районов изменился микроклимат, участились суховеи и засухи, обострились некоторые социальные проблемы. В ряде центральных и южных губерний (Орловской, Курской, Воронежской) стали вымерзать и засыхать сады.

Русский историк В.О. Ключевский отмечал, что хотя лес и оказывал человеку определенные услуги, снабжал строительным материалом топливом, тем не менее «…Тяжелая работа топором и огнивом, какою заводилось лесное хлебопашество на пали, расчищенной от срубленного и спаленного леса, утомляла, досаждала. Этим можно объяснить недружелюбное или небрежное отношение русского человека к лесу: он никогда не любил своего леса…». Подобным отношением к природе, да хозяйственным укладом русского крестьянина и объясняется, скорее всего, и обеднение видового состава лесов в ряде губерний, и образование обширных пустошей, и высыхание малых рек… И изменение климата тут не при чем….

Печальная участь лесов Европы

В Европе за 1000 лет Средневековья общая площадь лесов сократилась в 3 – 4 раза, и что немаловажно, изменились качественные характеристики оставшихся лесов – широколиственные дубово-буковые леса уступили место хвойным и березовым. Это связано не только с вырубкой лесов под сельскохозяйственные угодья, но и ростом поселков и городов, например, за XII-XIII вв. в 21 английском графстве появилось более 3500 сел. Леса вырубались и на строительство, и на обжиг угля, на поташ, и что немаловажно – на топливо.

Русский географ А.И. Воейков отмечал «…Далматия, Герцеговина, Черногория на громадных пространствах покрыты известковыми пустынями… и являются странами, весьма мало приспособленными для жизни человека… Но история показывает нам, что здесь существовали густые леса и что некоторые из них были вырублены не далее как в XV-XVI столетиях, на потребности венецианского флота. Это особенно касается Далматии и соседней части Герцеговины. Затем лесные пожары и неосмотрительные пастбища довершили остальное…».

Сегодня все леса в Европе (за исключением Северной Европы – Швеции, Норвегии и Финляндии) произрастают на месте вырубленных лесов и старых пашен, а ландшафты Греции, Испании, Италии. Франции, Германии практически полностью изменены ещё в Средние века.

Первые природоохранные законы

Один из первых законов об охране лесов был принят в Вавилоне в XVIII веке до н.э., а законодательные акты, связанные с регуляцией природопользования, относятся ко II тысячелетию до н.э. Согласно выбитым на каменной стеле законам Вавилонского царя Хаммурапи (XVIII в. до н.э.), строгое наказание полагалось за разрушение плотин или арыков, а штраф за рубку фруктового дерева был равен штрафу за нанесение тяжелых телесных повреждений, ведущих к смерти.

В Древнем Китае уже в I тысячелетии до н.э. были задействованы правовые установления по природоохранной деятельности, которые были оформлены в сборниках «Гуань-цзы» (VI-III вв. до н.э.) и «Сюнь-цзы» (III в. до н.э.). В них запрещалось весной убивать молодых оленят и срывать побеги растений, предусматривалось проводить охоту только в определенное время года. Государство должно охранять деревья и растения во время цветения, черепах и рыб – во время кладки яиц и нереста, сохранять болота и высаживать леса по склонам гор для поддержания природного равновесия.

В III веке до н.э. индийский царь Ашока издал ряд законов, касающихся охраны природы. В индийских Законах Ману, действовавших со II в. до н.э. по II в. н.э., порицались торговля природными дарами, зверями, птицами, загрязнение воды и причинение иного вреда природе.

Древнеримские Законы двенадцати таблиц (V в. до н.э.) предусматривали штраф в 25 медных монет за незаконно срубленное дерево.

Эфиопский законодательный сборник «Фытх Ныгест» запрещал продавать речную рыбу, птицу, диких животных, призывал не препятствовать стоку вод, орошавших поля у подножий гор.

У туарегов Алжира и Мали строго каралось начало выпаса скота ранее созревания трав, большее, чем положено, количество голов скота на единицу площади пастбища, засорение колодцев, рубка деревьев и кустарников.

Робин Гуд – браконьер?

В средневековой Европе «Салическая правда», записанная еще в начале VI века, призывала обеспечивать охрану леса, объявляя рубку опасным для общества деянием. В «доброй старой Англии» XII в. особое «лесное законодательство» учредило статус «заповедных лесов» (так что Робин Гуд был в том числе и злостным браконьером!). В том же столетии законы германских княжеств взяли под защиту охотников, «…кроме тех, которые ставят сети и закладывают капканы: эти нигде и никогда не должны иметь мира…».

В «Русской правде», сборнике законов XI века, есть статьи о штрафах за уничтожение бортей (пчелиных роев). В «Статуте Великого княжества Литовского» (1529 г.) четко регламентируется использование охотничьих и лесных угодий, указано на каком расстоянии от бобровой хатки или бортня можно пахать или косить сено, вырубать кусты. В 1557 году великий князь литовский Сигизмунд II издал указ о запрещении лова рыбы в озерах на время нереста. Да и царские лесные угодья, где простым смертным охота была категорически запрещена (вплоть до смертной казни) – это не что иное как заказники или заповедники.

Соборное Уложение 1649 г. включало и нормы охраны природы. Оно закрепляло деление угодий на общие, царские и государственные (казенные), где запрещалась свободная охота. Строго определялись породы, размер и количество рыбы для царского стола, годовой объем добычи и переработки ископаемых (соли, глины). Оговаривались и орудия лова, что обеспечивало щадящие виды промысла. Частые неводы, железные капканы, пищали для охоты на птиц запрещались. За нарушение этих правил следовали наказания: штрафы, битье батогами и кнутами, а в особых случаях – даже смертная казнь.

На Руси охранялись и засеки (оборонительные укрепления, представляющие собой лесные завалы и непроходимые участки леса) защищавшие от набегов кочевников с юга – там была запрещена охота и вырубка леса. Тульские засеки (как заказник) существуют до сих пор, хотя вокруг одни распаханные земли.

Так что не стоит обвинять людей прошлого только в хищничестве… Священные рощи и леса, в которых была запрещена охота (или даже вход в них), реки и озера где запрещалась ловля рыбы, служили своеобразными заповедниками или заказниками.

Безусловно, было и другое… Есть данные о резком уменьшении или истреблении некоторых видов животных в Африке во времена владычества Римской империи. Например, есть мнение, что для гладиаторских боев в Африке отлавливались огромные количества львов, слонов, жирафов и т.д. (отметим, что в несколько раз большое количество могло гибнуть при отлове и транспортировке). Только за один день на арене Колизея было истреблено 5000 животных! Преувеличение это или нет – неизвестно…

Однако окончательно различные подвиды льва исчезли в V веке н.э. на территории Греции и в XV веке в Малой Азии и Египте, а отдельные особи существовали до середины XIX века в Южной Африке, в конце XIX – начале XX в Атласских горах, Испании (берберский лев), Передней Азии и северо-востоке Индии.

Маори, пришедшие на острова Новой Зеландии около 1000 лет назад, полностью истребили гигантскую птицу моа (около 20 видов), однако, в большинстве случаев не как непосредственный объект охоты, а разоряя гнезда сбором яиц.

Эпоха Великих Географических открытий привела к изменению видового состава животного мира?

Но основные виды фауны были уничтожены после эпохи Великих Географических открытий, в основном начиная с XVI-XVIII века. И если в XV – XVIII веках было истреблено 10 видов птиц и 9 видов млекопитающих, то в XIX веке соответственно 47 и 19, а в XX веке – 44 вида птиц и 25 видов млекопитающих. Т.е. за последние 200 лет человек истребил более 90 видов птиц и почти 70 видов млекопитающих!!!

Мореплавателями в XVII-XVIII века был полностью уничтожен дронт на островах Маскаренского архипелага и гигантский дронт с острова Маврикий.

А после экспедиции Витуса Беринга, всего за 27 лет, была полностью уничтожена стеллерова корова – ближайший родственник ламантина и дюгоня, обитавшая на островах, открытых Берингом и названных его именем.

Уже в ХХ веке истреблен сумчатый волк на острове Тасмания (правда, есть данные, что отдельные особи еще сохранились), японский волк. В Европе волк и медведь были полностью истреблены уже к XVII веку, но сейчас поголовье волков интенсивно восстанавливается, например в Германии, и уже начинает являться проблемой).

Вездесущие …козы .

Отметим, что исчезновение некоторых видов животных связано не только с охотой и расчисткой земель под пахоту, но и с появлением завезенных человеком животных, в первую очередь крыс, свиней и собак.

А вот козы «съели» острова Эгейского моря – в Античной Греции, и ранее – именно коза была главным домашним животным.

Они же «внесли свой вклад» в опустошение островов Индийского и Атлантического океанов внесли. Джон Кавендиш, корсар «на службе английской короны» в 1588 году отмечал, что на острове Св. Елены «…тысячи коз, притом диких, иногда их стадо растягивается чуть не милю…». Козы стали проклятием островов и погубили всё живое.

На островах Тристан-да-Кунья, крысы, завезённые в 80-х годах XIX века, буквально опустошили острова, а на острове Вознесения, затерянном в Атлантическом океане, для борьбы с расплодившимися крысами завезли кошек, но те быстро одичали и стали истреблять не крыс, а домашнюю птицу и диких цесарок.

ВАМ ПОНРАВИЛСЯ МАТЕРИАЛ? ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА НАШУ EMAIL-РАССЫЛКУ:

Мы будем присылать вам на email дайджест самых интересных материалов нашего сайта.

Миф о «немытой Европе» – одно из самых распространённых и устойчивых заблуждений о Средних веках, бытующих в широких массах. Представление о том, что после краха Римской империи европейцы якобы забросили бани и совершенно перестали уделять внимание гигиене, глубоко укоренилось как в сознании обывателей по всему миру, так и в массовой культуре (включая, что характерно, европейскую же литературу и кинематограф).

А массовой культуре социум в научных вопросах, к сожалению, доверяет – и в ней находит подтверждение заблуждениям. Достаточно вспомнить, как широко известный Абсентис в своём псевдоисторическом труде «Христианство и спорынья» на полном серьёзе приводил цитаты из… художественного романа Патрика Зюскинда «Парфюмер».

Особенно популярен миф в России, где «немытая Европа» противопоставляется Руси – распространённость бань в которой ни у кого сомнений не вызывает.

Итак, безусловно, представление это является глубоко ошибочным, что ясно любому человеку, хотя бы немного знакомому с медиевистикой. Тем не менее, для всех остальных разъяснить вопрос совершенно необходимо.

В этой статье мы сначала убедимся, что миф действительно является мифом, воспользовавшись различными источниками и научными работами по теме. Потом узнаем, как всё это выглядело и работало. Выясним, какие проблемы с гигиеной в Европе той эпохи действительно существовали, и почему. Затем разберёмся, откуда же заблуждение всё-таки взялось, и почему оно настолько устойчиво.

Завершая вступление, обозначу рамки обсуждаемого вопроса. Речь будет идти, в первую очередь, о Западной Европе, начиная с Высокого Средневековья, заканчивая Ренессансом. Хотя фрагментарно зацепим и кое-что ещё. Начнём.

Были ли бани в средневековой Европе?

Начинать рассмотрение этого вопроса стоит с крупнейшего города Европы той эпохи – Парижа, к рубежу XIII-XIV веков имевшего около 150 тысяч населения.

У нас имеются совершенно конкретные документы по налогообложению в городе, из которых следует: в 1249 году в Париже работало 26 общественных бань. Работали эти бани, согласно документам, 6 дней в неделю. «Регистры ремёсел и торговли города Парижа» в статуте LXXIII сообщают следующее:

«Каждый, кто хочет быть банщиком в городе Париже, может им быть свободно, лишь бы работал по обычаям и кутюмам цеха, установленным всем цехом. Любой человек своему банщику платит за мытье 2 денье, а если он ещё и купается, он платит 4 денье; и поскольку иногда дрова и уголь бывают дороже, чем в другое время, и кто-нибудь пожалуется, парижский прево устанавливает подходящую умеренную цену соответственно времени по донесению и клятве добрых людей этого цеха, каковые условия банщики и банщицы обещались и поклялись выполнять твёрдо и постоянно, без нарушений» .

Денье – это мелкая разменная монета, что-то вроде английского пенни. Как видим, мытьё в бане было не только доступно чисто технически, но и стоило недорого.

Понятное дело, что знатные и состоятельные люди в общественные бани не ходили, а мылись дома

Париж отнюдь не был исключением. Примерно в то же время в Вене имелось 29 бань, а в маленьком Нюрнберге, например – 9. Аналогичная информация легко находится по любому другому средневековому городу. Во Франкфурте конца XIV века цех банщиков включал 25 «лицензированных» специалистов, без учёта подмастерий и прочего персонала. А город-то не такой большой, это много.

Более того: как следует из средневековых законов, баня тогда считалась особо важным объектом городской инфраструктуры. Преступления на территории бани карались строго, они отдельно оговаривались в документах.

Альбрехт Дюрер. «Женщины в бане», рубеж XV-XVI веков

К примеру, «Саксонское зерцало» (Sachsenspiegel) – старейший правовой сборник Германии из первой четверти XIII века, статья 89:

«Если кто-либо возьмёт из общественной бани чужой меч, или платье, или умывальный таз, или ножницы, которые по общему мнению похожи на его вещи, то эту вещь можно задержать и требовать её возвращения».

Тут я подчеркну, что «Саксонское зерцало» – это не составленный правителем документ, а именно сборник правовых норм, которые к 1220-м годам уже и так бытовали в Германии, сложились стихийно (кодифицировать их пытались ещё в XI столетии). И в этом «народном праве» бане находится место.

А теперь «Bjarkoaratten», общегородской кодекс Швеции, 1345 год, статья 18:

«Тот, кто убьёт другого в бане, должен заплатит двойной штраф. Тот, кто совершил кражу в бане на сумму более половины марки, спасёт свою жизнь, заплатив сорок марок, или будет повешен» .

Сурово! Но это вполне логично, ведь бани естественным образом привлекали преступников (что, опять же – показатель популярности бань у населения). Там легко что-то украсть, да и жертва убийцы окажется максимально беззащитной. Власти понимали это и принимали меры для того, чтобы добропорядочные граждане не боялись посещать бани. Потому как мыться – это важно!

Валенсийский кодекс всё того же XIII века, статья 26:

«Всякий, кто у женщины, которая будет мыться в бане, украдёт одежду или отнимет, платит триста солидов» .

“Westgötalag”, опять Швеция, XIII век, 6-й параграф раздела «Преступления, не искупаемые штрафом»:

«…убьёт в бане, убьёт, когда он справляет нужду, выколет мужчине оба глаза, отрубит мужчине обе ноги, если кто убьёт женщину, всё это злодеяние».

Как видим, убийство в бане считалось, что называется, «совершённым с особым цинизмом», наравне с проявлениями исключительной жестокости. Всё это явно подчёркивает особое отношение к таким учреждениям. В ином случае ты ещё сможешь откупиться от убийства, возможно – но если в бане… тут уж уволь. Водяное перемирие, как говорится.

Обратите внимание, что приводятся документы из совершенно разных стран: то Германия, то Кастилия, то Швеция, то Франция, но картина везде одна и та же. По всей Западной Европе, якобы «немытой».

Кое-что с веками не меняется…

Фуэро Сепульведы, 1300 год – особенно чудесные правовые нормы! Просто оцените, насколько в Эстремадуре XIV века серьёзно относились к вопросам банных дел:

«Пусть мужчины идут в баню во вторник, четверг и субботу. Женщины идут в понедельник и в среду. А евреи идут в пятницу и в воскресенье. Ни мужчина, ни женщина не платят больше одного меаха при входе в баню, слуги их не платят ничего. Если мужчина войдёт в баню или в одно из помещений бани в женский день, заплатит штраф в десять мараведи. Если какая-либо женщина в мужской день войдёт в баню, и кто-либо оскорбит её или возьмет силой, то он не платит никакого штрафа и не становится врагом. Но мужчину, который в другой день возьмёт силой женщину в бане или опозорит её, должны наказать. Также, если христианин войдет в баню в день евреев или еврей в дни христиан, и евреи убьют христианина или христиане еврея, они не платят никакого штрафа. Также хозяин бани обеспечивает тех, кто будет мыться, тем, во что набирают воду, и другими вещами; и если не сделает так, то платит он пять солидов истцу и судье. Также тому, кто украдёт какую-либо вещь из вещей или из тех, которые необходимы в бане, надлежит отрезать уши».

Отсюда мы делаем вывод, что бани не просто есть и доступны: они ещё и достаточно популярны для того, чтобы властям пришлось не просто решать какие-то конфликты там, а предупреждать их возникновение такими вот жёсткими указаниями. Мол, не ходи в баню, когда не положено! А пошёл, так сам виноват. Надо всё по правилам делать, в установленные дни! Иначе будет беспорядок…

Тот же документ, но теперь речь идёт о сельской местности:

«Любая работа, которую всякий в своём земельном владении сделает, пусть будет прочна и постоянна, чтобы никто не мог помешать построить печь для выпечки хлеба, дом, баню, мельницу, устроить огород или виноградник, что-либо подобное».

Заметьте, что мы пока не рассмотрели ни одного нарративного источника, который можно было бы подвергнуть сомнению в части его точности. Только документы по налогам и законы! И всё это касается самого что ни на есть разгара Средневековья: никак не спишешь ни на последние осколки римской культуры, ни на приметы Нового времени (где с мытьём, кстати, станет куда сложнее, но об этом мы ещё поговорим ниже).

А это, кстати – герб города Баден, 1480 год

В принципе, здесь ответ на вопрос «были ли бани в средневековой Европе» нами уже получен: были. Причём их было много, по всей Европе, власти зорко следили за порядком в банях, а мытьё стоило недорого. Резюме под первой частью статьи можно подвести словами Фернана Броделя из его знаменитой работы «Структуры повседневности»:

«Бани были правилом во всей средневековой Европе – как частные, так и весьма многочисленные общественные. Люди встречались здесь столь же естественно, как и в церкви; и рассчитаны были эти купальные заведения на все классы, так что их облагали сеньориальными пошлинами наподобие мельниц, кузниц и заведений питейных. А что касается зажиточных домов, то все они располагали банями в подвалах; тут находились парильня и кадки: обычно деревянные, с набитыми как на бочках обручами».

Настало время для некоторых деталей.

О банных делах

Часто говорят о том, что всем якобы запрещала мыться церковь: грешно! На самом деле, и это миф. Если точнее, свои условные «милоновы» существовали всегда, но ведь должны понимать: если кто-то призывает к чему-то заведомо абсурдному, это ещё не значит, что наставлений станут слушаться, а их автора не сочтут идиотом.

С чем церковь действительно боролась, так это с совместным мытьём мужчин и женщин, совершенно справедливо видя в банях рассадники проституции. То же самое явно прослеживается в книге «Предписания и наставления школярам», где студентам немецких университетов предписывается посещать баню всего-то дважды в год, и с разрешения преподавателя.

Ясное дело, что остальное время будущие ведущие учёные Европы не ходили грязными и вонючими: речь тут шла об ограничении их хождений по «дурным женщинам», что во всех средневековых университетах составляло значимую проблему. Сами понимаете: это молодые люди, как правило – обеспеченные, далеко от дома… В вопросе интимных услуг бани Средневековья ничем не отличались от современных, и это абсолютно естественно.

Альбрехт Дюрер. «Мужчины в бане», рубеж XV-XVI веков

Плюс, для монахов некоторые ограничения на мытьё, как и на любые прочие жизненные радости, были частью общей аскезы. Но они всё равно мылись – в том же уставе августинианцев прямо прописаны правила посещения бань, причём мыться они ходили и за пределы монастырей:

«В баню ли, в иное ли место надобно вам идти, пусть будет вас не менее двух или трёх» .

В остальном же церковь даже помогала с банными делами бедным и больным. Бенедикт Нурсийский, основатель первого настоящего монашеского ордена, как раз иллюстрирует оба последних тезиса из глубин VI века:

«Надобно всячески заботиться, чтобы о больных не была допускаема никакая небрежность: келью для них назначить особую, бани для больных готовить сколько нужно; а для здоровых, особенно молодых, пореже дозволять её».

Франкский епископ Григорий Турский, также VI век:

«Новое здание бани сильно пахло известью, и чтобы не повредить своему здоровью, монахини в ней не мылись. Поэтому госпожа Радегунда приказала монастырским слугам открыто пользоваться этой баней до того времени, пока окончательно не исчезнет всякий вредный запах. Баня была в пользовании слуг весь Великий пост и до Троицы».

Титмар Мерзебургский, епископ уже XI века – если вы подумали, что речь о наследии Античности, которое позднее забылось:
«В старости, когда зрение его резко ухудшилось, он стал монахом. О бедняках он ежедневно заботился собственноручно. Для тех из них, кто был болен, носил из долины на вершину горы воду, готовил баню, доставлял чистое бельё и всё, в чём нуждалось тело, а затем отпускал их с миром».

Средневековые бани бывали весьма капитальными сооружениями

А вообще, баню старались обустроить даже в военное время. Как известно, в солдатской-то жизни это – первое удовольствие! «Большие анналы Кольмара» несколько раз упоминают об этом, к примеру, относительно Рудольфа I, первого Габсбурга на императорском троне. Это 1293 год:

«Король Рудольф осадил Петерлинген и построил вокруг крепости дома, бани и укрепления, чтобы голодом принудить город сдаться».

То есть, если планируем длительную осаду – значит, нам нужны и полевые бани, не воевать же грязными… И это не единственный подобный случай, что описан в указанном мною документе. Кстати, после битвы при Грансоне 1476 года в брошенном лагере Карла Смелого швейцарцы обнаружили посеребрённую ванну, которую герцог возил с собой в военные походы.

Ненадолго заглянем в восточную часть Европы, просто ради сочных деталей. Хроника Быховца, 1445 год:

«И встретил короля в Стырце, потому что мылся там в бане. И король, заплакав, сказал: вы мылись в бане водой, а мои слуги в неприятельских руках кровью умываются».

Кстати, оттуда же, вообще бани в данной хронике упоминаются в контексте всякой войны и убийств неоднократно:

«Князь великий Довмонт направил шестерых мужей, чтобы они убили брата его Тройдена; и когда он беспечно шел из бани, и те шесть мужей убили его».

Обустраивали бани по-разному. Иногда это были впечатляющие сооружения, не особо уступающие римским термам или баням Востока. Иногда, как на гравюре Дюрера, мылись просто под навесом. Баня могла быть просто помещением для мытья, а могла также иметь купальни и парилки. Выше вы видели расценки из Парижа: горожанин середины XIII века мог там просто помыться, но мог также и совершить более капитальные водные процедуры (за вдвое большую, но всё равно скромную цену).

Там, где имелись горячие природные источники (например, в Британии), их тоже активно применяли для обустройства купален – об этом можно узнать из той же “Historia ecclesiastica gentis Anglorum” авторства Беды Достопочтенного.

Частенько слышу: может бани были, но это всё благодаря Крестовым походам! Выше уже появились цитаты из времён более ранних, да и выдающиеся короли IX века – Карл Великий и Альфонсо Великий – активно строили бани (если вы в этом сомневаетесь, то почитайте “Vita Karoli Magni” Эйнхарда – современника монарха, и любую из двух редакций «Хроники Альфонсо Великого»). Так что такие суждения некорректны, но некоторое основание под ними есть.

Именно восточные традиции банного дела действительно пришли в Европу с крестоносцами: тот же Вильгельм Тирский, участник и хронист походов на Святую землю, оставил записи о пристрастии своих коллег к гигиеническим процедурам. Возвращаясь домой, отказываться от этого они тоже не желали, разумеется. Хотя в Европе и были свои бани и ранее, но теперь они стали ещё больше напоминать те, которыми когда-то пользовались римляне.

Баня стала не только чисто функциональным, но также и социально значимым объектом. Туда уже ходили не исключительно по прямой необходимости, но и просто пообщаться и расслабиться. В этом и правда есть определённая заслуга крестоносцев, но не в самом по себе существовании европейских бань.

Обратим внимание на причёски: пошаливают…

Здесь конечно нужно понимать, что в Европе, прямо скажем, не складывалось с водопроводом и канализацией, так что дело было весьма трудоёмкое. Особенно в городе, где мало места, проблемы с водой и дровами. Уж тем более – зимой… но мыться люди всё равно старались.

В этом легко убедиться, оценив объёмы производства мыла в средневековой Европе.

Средневековое мыло

О производстве мыла в Европе нам сообщается ещё “Capitulare de villes” Карла Великого: это раннее Средневековье, причём мыло перечисляется в ряду самых обыкновенных припасов, и никак особо не выделяется. Возможно, до VIII века (когда о мыле появляются вполне конкретные сведения) в Европе и правда были проблемы с производством данного продукта, но позднее – точно нет.

Изначально «мыловаренными столицами» были итальянские города и Марсель – если смотреть примерно до IX века. Однако позднее крупные производства начинают прослеживаться решительно везде: от Скандинавии до Кастилии, от Англии до Венгрии. В 1370-х годах один из богатейших промышленников Марселя – мыловар Давен Крескас. А правивший в 1399-1413 годах король Англии Генрих IV выпускает специальные указы, касающиеся мыловаров.

Международную торговлю наиболее качественным мылом (сначала всё тем же марсельским, затем чаще венецианским) легко проследить по документам: это была большая индустрия.

В Европе есть немало музеев мыловарения, где его средневековую историю можно увидеть наглядно: выглядело то мыло приблизительно так

До нас дошло множество средневековых рецептов мыла, причём самых разных: от примитивных вариантов для простого люда, заканчивая «премиум-классом». Эти рецепты очень разнообразны! В них применяются буквально любые жиры: любых животных, растительные, китовый. Ещё шире ассортимент различных растительных добавок – от тыквенных семян до полыни.

Но для мыла необходим не только жир, а ещё и щёлочь. Где её взять? Многие века для этого применяли самую обыкновенную золу. Примерно в XV веке технология шагнула дальше, и в ход пошла уже сода. Тем не менее, конечно, средневековое мыло чаще всего было не таким, каким вы пользуетесь сейчас, и скорее напоминало современное хозяйственное.

Тем не менее, это было мыло. И его было много, по всей Европе, по меньшей мере с VIII столетия. Здесь я рискну предположить, что ранее сохранялись античные традиции в данном вопросе, но подтверждений тому на руках не имею. Скорее всего, их тоже можно найти – но вполне достаточно источников о самих банях в то время.

А в XVI веке в Испании была такая книжка, как “Manual de mugeres en el qual se contienen muchas y diversas reсeutas muy buenas” – по сути, сборник полезных советов домохозяйкам. Так вот, в ней описаны… отдельные рецепты мыла для рук и лица! Такая у нас «немытая эпоха» – что уважающая себя женщина даже не станет мыть лицо и руки одним и тем же средством.

Откуда же взялся миф?

…коль скоро, по мнению современного писателя Патрика Зюскинда, французы жили в ужасающей грязи, позволю себе обратиться к словам Джованни Бокаччо, который описываемую им Италию видел собственными глазами:

«Ты велел ответить Филиппелло и подать ему надежду, а теперь мне приходится эту кашу расхлёбывать. Он требует, чтобы я прямо сказала ему о своих чувствах, и зовёт на тайное свидание в бани».

Зюскинд, кстати, писал-то о XVIII веке, насчёт ситуации в котором мы ещё поговорим…

Ну да хватит цитат, тем более, что я их почти что не искал сам – всё это годами звучит в соответствующих спорах по интернету. Конкретные ссылки хоть на VI век, хоть на времена Карла Великого, хоть на XI или XII-XIII, хоть на XV век и далее до разгара Ренессанса… упомянули все крупные страны Европы. Такова реальная картина, в противовес россказням о «немытости».

Цитируемые документы легко доступны на той же «Восточной литературе», и автор сих строк взял на себя скромный труд проверить все приведённые выше тексты. Давайте поговорим об источниках заблуждений.

Откуда всё это взялось?

Действительно имевшие место проблемы с банями и гигиеной в Новом времени, то есть в более позднюю эпоху.
Мифотворчество авторов Нового времени.
Неграмотная работа со средневековым нарративом сейчас.
Давайте разберёмся с каждым пунктом по очереди.

Итак, примерно с XVII века и до XIX столетия ситуация с банями и гигиеной действительно была куда хуже той, которую я описал выше. Общественные бани в основном закрылись, и даже знать уделяла гигиене меньше внимания, это правда. Почему так вышло?

Обычно называют три причины: эпидемии, суровые взгляды протестантов, а также удорожание топлива в Европе (вызванное тем, что в ней уже осталось мало лесов). Лично я полагаю, что действительно большое значение имеет только последний пункт.

Это совершенно объективная проблема, которая имела место: очень нетрудно заметить что по письменным, что по изобразительным источникам, что на то время заготовка топлива скорее сводилась к сбору хвороста, чем к запасанию нормальных дров. Увы, но действительно – леса порядком повырубали, чему способствовало активное строительство городов и кораблей. Да и «революция цен» ударила по той же мыловаренной промышленности, как и по всем прочим отраслям европейской экономики. И тяжелейшие войны той эпохи, конечно.

Общественная баня XVI века: скоро такие заведения на некоторое время и правда почти исчезнут

Вот здесь можно согласиться: да, пожалуй – в XVII-XVIII веках Россия скорее была «чище» Европы, не испытывая этих проблем так остро. Но это, как вы понимаете, уже не Средневековье, да и период очень короткий по меркам истории. И даже эту картину не стоит преувеличивать: мылись меньше, но это не значит, что совсем уж погрузились в бездну антисанитарии.

Из первого пункта вытекает второй. На самом деле, большая часть мифов о Средневековье родилась именно в Новое время: когда придумали и «пояса верности», и «право первой ночи», и много другой ерунды, которую я уже разбирал в паблике. Почему так вышло?

Потому, что историческая наука только зарождалась, и работала пока крайне неэффективно. Плохая работа с источниками, да и малое их количество, полное отсутствие археологии, современного научного метода. Плюс – играли роль два психологических фактора:

Оценка прошлого на основе настоящего, по формуле «если сейчас плохо – наверное, раньше было ещё хуже». Это вполне естественное мышление в ряде сфер: именно поэтому люди, глядя на климат Нового времени, часто думают, что в Средневековье было ещё холоднее (при этом забывают про Средневековый климатический оптимум). Вот и тут: сейчас у нас мало дров, а раньше-то как люди жили?..

Сознательное очернение прошлого, что опять же естественно для момента, когда после относительного застоя почти на тысячу лет человечество вдруг совершило мощный рывок: тут и республики, промышленная революция, гуманизм… Авторы Нового времени были склонны представлять прошлую эпоху «тёмными веками», противопоставлять её текущему Просвещению. Но здесь они сильно перегибали палку, плоды чего мы и пожинаем до сих пор, к сожалению. Однако наука на месте не стоит.

Что же касается последнего пункта…

Не владея источниковедением, не имея навыков чтения средневекового текста, неподготовленному человеку зачастую просто не удаётся увидеть там границу между действительным изложением каких-то фактов и типичной для многих средневековых текстов образностью и иносказательностью.

К примеру, хронист может сообщить вам о том, что некий человек не нуждался в мытье, дабы тем подчеркнуть его безупречную моральную чистоту. Именно так появляется большая часть сведений о королях-грязнулях (например, так пострадала Изабелла Кастильская, которая уж точно мылась – Испания, будучи под большим мусульманским влиянием веками, как раз проблем с гигиеной испытывала едва ли не меньше всех).

Нужно просто уяснить одно: изложение фактов средневековым автором часто несколько отличается от того, как это делаем мы. Оттуда и одинаковые тексты для описания разных битв в летописях, и сведения вроде «в разгар битвы с индейцами спустился с небес святой Сантьяго, и только так мы победили», и так далее.

Тем более, нарратив есть нарратив. Спустившись сегодня в метро, вы тоже можете столкнуться с людьми, у которых… проблемы с гигиеной, и об этом написать пост в блог – то есть оставить нарративный исторический источник. Который какой-то исследователь, возможно, когда-то прочитает. И как он его обработает – зависит от квалификации…

Источниковедение как вспомогательная историческая дисциплина существует не просто так.

Напоследок

Конечно, средневековый человек не мог быть таким же чистым, как мы с вами. Что поделать, не было у него водопровода с горячим водоснабжением, часто не хватало времени и сил на то, чтобы после работы ещё и возиться с дровами, нагреванием воды, которую ещё нужно притащить… Хорошо, если есть слуги или деньги на общественную баню. А если нет? А зимой всё это в городе, как я уже говорил, ещё сложнее.

Положив руку на сердце: когда у вас летом отключают горячую воду – ваша-то гигиена не проседает? А это малая толика тех сложностей, знаете ли. Но всё же люди всегда были людьми, и стремились к чистоте. Тем паче, на эмпирическом опыте видя, что это полезно для здоровья (что, кстати, также отражено в массе текстов, где баню советуют именно от болезней).

8. ЛЕС И ВЛАСТЬ В ЕВРОПЕ: ОТ СВЕДЕНИЯ ЛЕСОВ ДО ЭРЫ ЛЕСНЫХ УСТАНОВЛЕНИЙ

Правда ли, что наша культура началась в борьбе с лесом? Вальтер фон дер Фогельвейде при виде вырубленных лесов ощущает груз прожитых лет: «С кем прежде мы играли / теперь и стар, и хвор / мир стал мне незнакомым / и выкорчеван бор» (die minegespilen waren / die sint traege und alt. / bereitet ist das velt , / verhouwen ist der wait ). Выкорчевки лесов Высокого Средневековья считаются если не самыми значимыми, то самыми масштабными изменениями ландшафта в истории Центральной и Западной Европы от оледенения до наших дней. Правда, современные исследования несколько снизили их драматизм: пыльцевой анализ показывает, что сведение лесов Высокого Средневековья было лишь кульминацией и завершением процесса, начавшегося за тысячи лет до этого, с приходом в эти края земледелия. Однако пока преобладало подсечно-огневое земледелие, вырубки в основном вели не к уничтожению леса, а к смене преобладающей породы и широкому распространению бука. Еще в послеантичную эпоху на обширных немецких пространствах шло лесовосстановление, его кульминация относится к VII веку (см. примеч.123). Лишь с полным переходом к подлинной оседлости и многопольной системе земледелие стало постоянным. Большая часть лесов, которые рубили в то время, уже давно были осветлены и освоены под поля древними полубродячими земледельцами.

Ничего особенного здесь нет, подобным образом вели себя земледельцы во всем мире. Однако необычно то, что сведение леса в эпоху своей кульминации обрастает правовыми формами, подлежит управлению и подробной документации. В этом – колоссальный контраст со скудостью источников в большинстве регионов мира! Вырубка леса дает поселенцу свободу, точнее, определенные, по большей части временные свободы от податей. Однако эти свободы предполагают, что на сведение леса необходимо получить разрешение властей, и что лес становится территорией права. Конечно, были и «дикие» вырубки – откуда бы взялся такой лесной кадастр и такой всеохватный контроль, который смог бы их предотвратить? Как всегда, письменные источники содержат далеко не все. Но и исследования поселений указывают, что большая часть деревень, история которых восходит к процессу сведения лесов, закладывалась планомерно, по нескольким определенным моделям. Там, где вырубка лесов была способом распространения власти на дальние леса, в которых имущественные отношения еще оставались неясными, отношения между феодалами доходили «до настоящего соревнования» в корчевании лесов (см. примеч. 124).

Правда ли, что для людей того времени лес был врагом, что с ним нужно было бороться? Такое можно услышать часто. Но не надо представлять все леса той эпохи как девственные чащи. Уже тогда было немало светлых пастбищных лесов, важных и ценных для крестьян как места выпаса и откорма свиней. Уже в Капитулярии Карла Великого 795 года наказ о рубках леса дополняется оговоркой, что леса, «где они необходимы» (ubi silvae debent esse ), запрещается чрезмерно рубить и повреждать.

Далее, видимо, в разъяснение, речь идет об охоте и откорме свиней. Предписание предполагает, что людям известно, где должен сохраняться лес. Действительно, деревни с приречными наделами-гуфами – поселения, возникшие вслед за сведением лесов на юге Нижней Саксонии, – не выходили за пределы плодородных лёссовых почв. Права на рубки леса, которые в Высоком Средневековье французские короли передали монастырям Иль-де-Франс, содержали распоряжения об охраняемых лесах и лесополосах (см. примеч. 125).

Прежде всего лес поставлял дрова. Автор французского лесного регламента 1610 года Сен-Йон считал, что в Средиземноморье с его более теплым климатом лесам не нужно уделять такое внимание, как на Севере, где из-за суровой зимы «древесина – это как бы половина жизни» (см. примеч. 126). Действительно, на Севере древний ужас перед зимними холодами оживал сразу, как только ощущалась нехватка дерева, а радостное потрескивание огня под звуки воющей снаружи метели символизировало домашний уют и благополучие. Ежегодное наступление зимней стужи почти неизбежно порождало менталитет предусмотрительности. С жителями более южных регионов природа обходилась не так сурово. Вероятно, это сыграло не последнюю роль в том, что экологическое сознание с его склонностью к планированию и тревогой о будущем приходит в основном с севера!

Во многих регионах кампания по сведению леса закончилась примерно к 1300 году, во всяком случае до прихода Великой чумы и падения численности населения. Были к тому времени уже исчерпаны все лесные почвы, которые худо-бедно можно было распахать? Вероятно, отчасти да, но Марк Блок полагает, что сверх этого люди поняли – в интересах сохранения собственной жизни им нужно беречь оставшиеся леса. Уже в апогее лесорубной кампании и словно в ответ на нее стали появляться установления по охране леса. Затем пришла чума, и вызванный ею спад демографического давления и активности рубок на целое столетие сделал охрану леса менее актуальной. Процесс обезлюдения, опустения деревень, достигший кульминации в Позднем Средневековье, особенно сильно затронул поселения, основанные в ходе сведения лесов. В горных ландшафтах, таких как Золлинг или Рён, оказались заброшенными до 70 % деревень; о них еще долго напоминали одинокие запустевшие церкви. В Рейнхардсвальде, где сегодня в лесу покоятся остатки 25 деревень, ровные ряды дубов напоминают о том, что когда-то очень давно их здесь аккуратно высадили для создания лесопастбища (см. примеч. 127).

Описывая 1340-е годы, немецкий географ и эколог Ханс-Рудольф Борк отмечал на лёссовых почвах юга Нижней Саксонии «катастрофическую», «просто захватывающую дух» эрозию, какой не было со времен оледенения. Ее непосредственную причину он усматривает в экстремально дождливом сезоне 1342 года. Однако можно исходить из того, что условия для «катастрофы» были созданы вырубками леса на крутых горных склонах. После этого установился относительный покой, длившийся более 400 лет, вплоть до эпохи аграрных реформ. Вероятно, пастбищное хозяйство, которое в процессе опустошения деревень распространилось по горным склонам, было более щадящим для почв, чем плуг (см. примеч. 128).

В Позднем Средневековье произошел крупный переворот: не вырубки леса, а сам лес стал теперь основой власти, во Франции – восходящей королевской, в Германии – зарождающихся территориальных княжеств. Свои притязания на господство над лесами монархи и владетельные князья заявляли уже не через сведение леса, а через его охрану. Этим объясняется уникальное обилие документов по истории леса во Франции и Германии. С XVI века суверены и их юристы представляли свое господство над крупными лесами как нечто само собой разумеющееся, как издревле принятое право, хотя на самом деле речь шла о новой конструкции, выстроенной на весьма шатком фундаменте традиций (см. примеч. 129). Хотя право монарха на охоту, закреплявшее за ним лесные земли, существовало с Раннего Средневековья, и в этом смысле связь между лесом и властью в германо-кельтской Европе очень стара, однако первоначально это право не включало в себя контроль над лесопользованием. Лесопользование стало интересовать власть только в Позднем Средневековье. В Германии большую роль сыграло развитие горного дела. Поскольку горнякам требовались колоссальные количества леса, то право на горные разработки, впервые провозглашенное в 1158 году Фридрихом I Барбароссой в Ронкальских постановлениях, включило в себя и доступ к лесам.

Примерно с 1500 года, эту дату можно назвать довольно точно, немецкие владетельные князья один за другим начали издавать лесные установления, многие из которых распространялись не только на их частные леса, но и на леса всей страны. Это привело к затяжным конфликтам с сословными представительствами на местах. С 1516 года, в эпоху Франциска I, серия лесных указов, маркировавшая начало эры энергичной королевской лесной политики, издается и во Франции. Из Священной Римской империи начиная с XVI века до нас дошло «неслыханное количество лесных установлений»: «Стало воистину хорошим тоном издавать лесные постановления как можно чаще». Нет сомнений в том, что фюрсты открыли охрану лесов как важнейшее средство политической власти. Спорные притязания фюрстов на высшую власть над всеми лесами страны их юристы легитимировали при помощи старых прав на охоту и горное дело, а также права высшего суверенного надзора над крестьянскими Марковыми лесами. Однако еще более активно они использовали собственные утверждения о том, что стране угрожает общий дефицит дерева. Из всех обоснований только это было понятным и принятым, господское право на охоту вызывало у крестьян ненависть. В эпоху, когда общественное мнение благодаря книгопечатанию, реформации и коммуникационным сетям гуманистов становилось властью, фюрстам имело прямой смысл оправдывать свои вмешательства в жизнь граждан общим благом (см. примеч. 130).

Впрочем, чистым фантомом угроза дефицита дерева, несомненно, не была. Рост численности населения и «огневых ремесел» – металлургии, стекольного дела, солеварения, обжига черепицы и кирпича действительно приводили к частым локальным проблемам в снабжении. Но эти проблемы не были абсолютными. В целом в Германии лесов вполне хватало, так что снабжение было в первую очередь вопросом транспорта и распределения. В то время резко пошел вверх плотовой и молевой сплав, все больше рек и ручьев освобождали от естественных препятствий и оборудовали для сплава. Около 1580 года герцог Юлий Брауншвейг-Вольфенбюттельский, обустроивший для плотового сплава реку Окер, побил непокорный город Брауншвейг аргументом, что теперь он за один гульден может построить больше, чем его отец за 24. Зато масштабный плотовой сплав ухудшал самообеспечение тех мест, чей лес «сплавляли» в дальние регионы. Кроме того, нехватка дерева казалась тем страшнее, что самыми первыми вырубались легко доступные леса, а именно их видели горожане. Поэтому угроза дефицита леса становилась все более удобным политическим инструментом, и не только в Германии, но и на большой части Европы. Размахивая этим пугалом, можно было надежнее укрепить территориальное господство и обосновать штрафы за нарушения лесного законодательства. Кроме того, трудности в снабжении лесом служили правительствам рычагом для того, чтобы делать деньги из прав на горные разработки и держать на короткой узде горняков. Фюрсты ссылались на дефицит дерева. Но, налагая ограничения на лесопользователей, они, руководствуясь собственным фискальным интересом, вносили немалую лепту в то, чтобы сделать лес дефицитом. Во Франции Жан-Батист Кольбер, могущественный министр Людовика IV, предупреждал: «Франция погибнет от нехватки леса». Его лесоохранная политика была направлена в первую очередь на снабжение лесом флота (см. примеч. 131).

Как влияла вся эта политика начала Нового времени на сами леса? Ответить на этот вопрос нелегко, споры продолжаются по сей день. Так, во Франции противостоят друг другу два объемистых труда: Мориса Девеза и Андре Корволь. Девез видит во французских королях, даже если их действия не всегда приводили к успеху, спасителей от дефицита дерева, наступившего уже в XVI веке. Для Корволь «табуизирование» высокоствольных лесов является в высшей степени символической демонстрацией силы со стороны королевской власти, а утрата лесов служит лишь «легендой» (см. примеч. 132).

В Англии, как полагает Рекхем, вопреки всем жалобам о печальной судьбе лесов Нового времени, королевские леса принадлежали к «самым устойчивым и самым успешным из всех средневековых институций». И это при том, что в Англии королевская власть над лесами вызывала особую ненависть. Она восходила к эпохе Вильгельма Завоевателя, то есть к тому времени, когда еще невозможно было использовать дефицит леса как политический инструмент, и основной ее чертой была узурпаторская жестокость. Эта власть была печально известна такими жуткими наказаниями, как ослепление и кастрация и казалась откровенным выражением охотничьей страсти короля-тирана, еще не прикрытой заботой об общем благе. Недаром английским национальным героем стал Робин Гуд – мятежник, боровшийся против лесных привилегий норманнских королей. Однако и он, даже именно он, нуждался в охране лесов. Ограничения королевской власти с подписанием Великой хартии вольностей (1215) отразились и на королевских лесах, выведя вперед другие интересы. Было ли это для лесов безусловно пагубным? Рекхем справедливо подчеркивает, что суждения о том, что происходило в древности с английскими лесами, будут много оптимистичнее, если включить в рассмотрение низкоствольные леса (coppices ). Такие леса были необходимы крестьянам и представителям «огневых ремесел». Тем не менее в Англии лес никогда не пользовался такой любовью, как в Германии, и это отразилось на облике ландшафта (см. примеч. 133) – в современной Англии туристу бросаются в глаза безлесные склоны. Чувство, что на горах по самой их природе должен расти лес, британской традиции не свойственно. В то время как в Англии, а также во Франции высокоствольный лес является символом монархии и аристократии, в Германии, причем именно в эпоху Французской революции, он стал символом общего достояния, нуждающегося в защите от частной корысти.

Историю лесных установлений можно писать как историю их нарушений, при издании новых установлений часто ссылались на то, что предыдущие уже не функционируют. Служащие лесных ведомств часто не были заинтересованы в соблюдении запретов, ведь они жили за счет штрафов. Город Бёблинген, выступая против вюртембергского лесного установления 1532 года, заявил, что не нуждается в государственном форстмейстере для «ухода» за городским лесом: «нас и наших потомков это дело касается несколько больше, чем других» (unns unnd unsern nachkommen ist die sack etwas mer angelegen, dan andern ). Пусть де кто-нибудь сравнит их лес с государственными лесами – и тогда будет ясно, какой из них более нуждается в «уходе» (см. примеч. 134). Когда Франциск I задал вопрос монахам-картезианцам, как могло получиться, что их леса прекрасно сохраняются, а королевские – сильно нарушены, он получил ответ: все дело в том, что у монахов нет государственных лесных смотрителей. Кроме того, в XVI веке еще не было точных лесных карт и полноценных лесотаксационных описаний, так что служащие лесных ведомств толком не знали тех лесов, которые им полагалось охранять. В то же время в условиях Западной и Центральной Европы было достаточно всего лишь ограничить пользование – и лес мог полноценно восстанавливаться. Интересы охоты, которые в значительной степени определяли лесную политику фюрстов (если только «охотничий дьявол» не уступал «горному дьяволу» – охоте за благородными металлами), должны были приводить к ограничению лесопользования, чтобы не пугать диких животных. В XVIII веке в лесных установлениях учащаются указания по посадке искусственных лесов.

Восстановление европейских лесов шло не только благодаря лесным установлениям, но и наоборот, за счет их нарушений и конфликтов вокруг леса. Если крестьяне не спешили очищать лес от «мертвой древесины», а на указание фёрстера возражали, что валежник удобряет лесную почву, то с экологической точки зрения они были правы. Если они придерживались плентерного хозяйства (Plenterwirtschaft ), то есть выборочных рубок, и по мере надобности рубили отдельные деревья вместо того, чтобы вырубать единым махом целые леса, то это «беспорядочное» лесопользование, презираемое лесоводами как «мародерство», на самом деле способствовало естественному омоложению леса. Браконьеры снижали численность охраняемых егерями диких копытных, создавая условия для роста лиственных деревьев и смешанных лесов. В сравнении с другими лесными регионами мира четко видно, как в Центральной Европе, несмотря на все хищничества, развивалось практически действенное лесное сознание. Не последнюю роль в его становлении играли споры и разногласия, решавшиеся правовыми и лесохозяйственными методами. Молчаливое, небрежное уничтожение лесов на протяжении столетий в таких условиях представить себе нелегко.

Главную роль при этом играло то, что лесное сознание, формировавшееся сверху, соединялось с другим, шедшим снизу – из городов и крестьянских лесных товариществ. Споры и конфликты вокруг леса могут быть в определенных условиях губительны для него, а именно если все стороны, чтобы продемонстрировать свои обычные права, состязаются между собой в рубках и разграблении. Но если конфликты получают правовое оформление, а их разрешение институционализировано, что как раз и наблюдалось в Центральной Европе, то они обостряют лесное сознание и приводят к соревнованию уже за то, кто будет лучшим защитником леса. Крестьяне нередко и с полным правом отвечали на упреки фюрстов в чрезмерных рубках и разбазаривании дерева встречными обвинениями. Крестьяне были далеко не такими «древоточцами» и «лесными кровососами», какими их представляли княжеские лесные смотрители. В «Двенадцати статьях» Крестьянской войны 1525 года, причины которой не в последнюю очередь следует искать в лесных конфликтах, восставшие крестьяне заверяют, что требуемый ими возврат лесов общинам не приведет к уничтожению этих лесов, поскольку выбранные общиной «депутаты» будут надзирать за рубками (статья 5). Еще в XVIII веке члены марок в Золлинге справедливо возражали своему суверену, который в оправдание собственного вмешательства упрекал их в уничтожении леса, что у них есть собственный дровяной устав и что их лес находится в хорошем состоянии (см. примеч. 135).

В основном с Позднего Средневековья, с обострением междоусобиц вокруг уже сократившихся лесных площадей, во многих регионах появились лесные товарищества (Waldgenossenschaften ). Их основной стандарт соответствовал натуральному хозяйству и принципу «лес должен оставаться лесом». Запрещалось корчевать лес и продавать древесину чужим людям. Потребности устанавливались в соответствии с деревенской иерархией. С XV века новые поселенцы часто уже не получали постоянный пай в лесной марке, даже если использовали его de facto. Такой социальный надзор над лесом осуществлялся обычно в согласии с владетельными князьями, ранние варианты их лесных установлений вобрали в себя правовые нормы Марковых товариществ. Какие бы ни шли споры, но между властью и крестьянами существовала общность интересов, и вплоть до жесткого разделения сельского и лесного хозяйства в XIX веке нельзя было и помыслить о том, чтобы полностью вытеснить из леса крестьян. Хотя Крестьянская война в Германии и закончилась кровавой победой фюрстов, но шок от страшного восстания надолго вошел в их кровь и плоть, и с тех пор они стали осторожнее в произвольном присвоении прав на лес. Тирольские марковые товарищества в 1847 году, после более чем 500-летней тяжбы против графа Тирольского, а затем одного из Габсбургов, добились победы и права собственности над своими лесами! Во французских королевских судах шансы крестьян, как правило, были слабее. Но даже там, как полагает Ален Рокле, изучавший историю лесов Нормандии, можно «без преувеличения» сказать, что «старый порядок (Anden regime ) был эрой крестьянского леса». Правда, мнения здесь расходятся (см. примеч. 136).

Как влияло на лес крестьянское хозяйство? Крестьянам нужен был пастбищный лес для выпаса скота, низкоствольный лес для заготовок дров и строевой лес, в котором можно было рубить высокие деревья для строительных нужд. С точки зрения «биоразнообразия» крестьянские леса достойны внимания, ведь они были намного богаче видами, чем чистые высокоствольные насаждения, столь высоко ценимые лесным хозяйством. По общей площади преобладали, видимо, пастбищные леса. Оценка воздействия выпаса на лес и окружающую среду – давняя, известная и мучительная проблема, вызывающая дебаты во всем мире и обремененная грузом противоположных интересов. Однако тот светлый лес с богатым подлеском, который крестьяне предпочитали для выпаса скота и заготовки веточного корма, вряд ли можно считать экологически нарушенным. С точки зрения экологии есть основания для переоценки роли крестьян в истории леса.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

(около 11 700 лет ВР), люди начали играть роль, преобразующий потенциал естественной растительности . Сидячие, неолитические земледельцы о Pottery культуры Linear , около 7 500 лет назад, начали менять лесистый ландшафт массово.

В эти холодные периоды, средняя температура в Центральной Европе снизилась на до 12 ° C. Снеговой в Альпах сократилась на 1200 метров до 1400 метров. Между альпийских ледников и скандинавской ледяного листа , с толщиной до 3000 м, был относительно узким, свободной ото льда пояса.

Центральная Европа была безлесной в это время, для местных лесистых районов, кроме степи и тундр , которые были покрыты морозостойкой березой и сосной . Растительность этого периода называют Огуаз флоры, после того, как ее флаговых видов, то горный гравилат (Дриада Восьмилепестная ).

вымираний

В отличие от североамериканского континента, чьи горные хребты ориентированы в направлении север-юг, восток-запад работает диапазоны в Европе блокировали отступление лесных пород в условиях опережающего ледяного покрова. Этот барьер привел к исчезновению нескольких видов в Европе. В начале ледникового периода, конский каштан (Aesculum каштан ) и сладкая жевательная резинка (Liquidambar ) вымер. Следующий холодный период привело к исчезновению секвойи (Sequoia ), зонтичной сосны (сциадопитис , Криптомерия ), arborvitaes (Thuja ), тюльпан деревьев (Liriodendron ) и ель Дугласа (псевдотсуги ). Болиголов (Tsuga ) и гикори (Carya ) вымерли в четвертичных оледенений в Центральной Европе.

Кроме того, из многочисленных дубовых пород только три смогли вернуться в Германию и Центральную Европу из своих убежищ областей , а именно: английский дуб (Quercus Robur ), дуб скальный (Q. скального ) и пушистой дуба (Q. пушистая ). Для сравнения, в Северной Америке насчитывается более 80 видов дуба. Другие типы значительно потеряли в их внутривидовом генетическом разнообразии во время обратной миграции, таких как белая ель (пихта белой ).

Убежища

Лесная флора была отодвинута медленно изменениями климата. Убежища последнего ледникового периода, вероятно, но не исключительно в южной Европе. Несколько видов на современном Атлантическом побережье Англии и Франции также могли бы пережить холодный период лесных степей. Другой областью отступления был восток и Юго-Восточной Европы. В отличие от большей части Скандинавии и России, в Карпатах осталось свободным ото льда. Таким образом, некоторые виды также были в состоянии выжить здесь. Но классический убежище оставался Средиземноморский регион, где море сделано для сбалансированного климата и очень прочные горные цепи распределяли различные остаточные популяции.

Возвратная миграция

В межледниковья те виды, которые пережили вымирание постепенно заселили регион. Эти обратные миграции имели место при различных скоростях для различных пород деревьев. Определяющие факторы для скорости, с которой древесные породы заселяются четкие зоны, были е. г. метод распределения семян, продолжительности цветения, степень морозостойкости и их способности поглощать питательные вещества. Картина этих миграций может быть восстановлена с помощью анализа пыльцы .

Во- первых, чтобы перейти были древесными видами пионеры, которые были быстро распространяться, например, березы и сосны. Они сопровождались теплолюбивых видов, таких как дуб и вяз. В конце концов они следовали более медленными виды мигрирующие древесных, которые развились в кульминации сообщество (см циклической последовательности). С концом межледникового периода и началом прохладного климата, эти виды затем отступили к их убежищам снова или просто вымерли.

Самый последний посты-ледниковый период

Более поздние работы все чаще используют свои собственные системы пыльцы зоны для того, чтобы лучше отражать местные условия. Процесс восстановления лесов довольно широко последователен, но есть некоторые региональные различия, связанные с местными условиями, которые здесь не обсуждаются подробно. Благодаря скорости миграции (что для буки была около 260 метров / года) существует временная задержка в различных фазах с юга на север.

Поздний период в Арктике, Allerød и дриас

Это охватывает пыльцу зоны I-III (около 12400 до 9,500 г. до н.э.) и примерно соответствует периоду позднего палеолита . Виды Pioneer в начале ПОСЛЕЛЕДНИКОВОГО (голоцен) включены различные виды ивы (Salix ), но береза (Betula ) и сосны (Pinus ) и закрепившись снова в Центральной Европе. Краткосрочные колебания температуры в конце этого этапа остановили дальнейшее продвижение леса.

Pre-межледниковых (пребореальный период) и в начале межледниковья (Boreal)

Поздний межледниковая (Суббореальный)

В конце межледниковья climated стал холоднее и влажнее. Впервые с момента последнего ледникового периода бука (Fagus Sylvatica ), граб (граб обыкновенный ) и пихта (Abies Alba ) очевидны снова.

Железный век в романо-германском период

Первый интенсивное использование лесов началось в кельтской период с расширением сельского хозяйства и выплавки металлов. Это увеличение во время римского - германского периода, особенно в густонаселенных юго - западных районах.

Леса в Germania

Свободная Германия

Использование лесов в средних веках

Дерево пастбищ

Так же, как свиньи, крупный рогатый скот (крупный рогатый скот и лошади) также загнаны в лес, создавая участки древесины пастбищ , которые имели явно негативные последствия для лесных дерев сообществ. В отличие от свиней, которые сохранили характер леса, крупные домашние животные уничтожены деревья. «Выбитый» лес быстро превратился в куст.

Особенно катастрофическим был лесной массив выпаса овец и коз. Последнее, в частности, способны разрушить старые деревья благодаря своим навыкам скалолазания. Поэтому выпас коз в лесу был запрещен в начале правил леса. Но запрет часто игнорируется, потому что овцы и козы, а домашние животные бедных слоев населения, в значительной мере способствовали их выживанию.

Мед пастбищ

Пчеловодство в средние века был главным лесной деятельностью, потому что мед остается единственным подсластителем для еды до 19 - го века. В результате, права на пчеловодство управлялись на высоком уровне. Эта форма активности упоминаются, например, в связи с Нюрнбергской Imperial Forest. Существование охотничьих медоносных операций помогли защитить лес. Пород деревьев, таких как известь, вербы, пихты и сосны также были особенно благоприятствования такого рода работы.

Лес почвообработки

Лесная обработка почвы (Waldfeldbau ) практиковались с 11 - го века, и варьируется в зависимости от региона. Была создана Эта форма сельского хозяйства после того, как лучшие почвы уже эксплуатировали для сельского хозяйства. Этот тип сельского хозяйства «промежуточного использования» (Zwischennutzung ) имел множество вариантов, то, что находит свое отражение в названиях они были даны: Hackwald, Hauberge, Reutberge, Birkenberge и Schiffelland являются наиболее распространенными обозначения.

Важность этих форм хозяйства увеличилась в доиндустриальный период. Они постоянно совершенствуются и образовали сложную систему вторичных лесных пользований (Lohrinde ), дрова и сельского хозяйства. Для этого, деревья были впервые очищены огнем или вырубкой. После того, как почва была разработана с мотыгами или плугами, это было засеяно рожью, гречиха или пшеницей.

Обычно почва давала урожай в течение не более чем за год. Затем он был превращен в пастбища, пока деревья не росли снова из пней или из семян. Эта форма сельского хозяйства оказали значительное влияние на состав лесных деревьев.

Смола сбора

сжигание древесного угля

Сжигание древесного угля проводились во всех лесах и лесах. В лесах, которые были ближе к населенным пунктам больше были приняты меры, чтобы избежать лесных пожаров и использовать только нижнюю древесину значения. В лесах, которые были более далеки от человеческого жилья не было никаких ограничений. Сжигание древесного угля в целом имело место вблизи рек и ручьев, которые были использованы для транспортировки угля . В средние века земляной печи (Erdmeiler были использованы исключительно) для производства древесного угля.

стекольный завод

Стекло высоко ценилось в средние века и был соответственно ценным. Лесные стекольные часто были небольшие поселения связаны с ними, где племена стеклодувы жили. Стеклозавод необходим особенно большой запас древесины и часто описывался в современных отчетах как «дерева-людоеда бизнес». Стеклозавод также необходимы угольные горелки и золы горелки , которые поставляются важным топливом для производства стекла. 90% древесины было использовано, чтобы сделать поташ , наиболее важным сырьем для стекольной; остальные 10% для фактического стекла плавок.

Солеварня

В позднем средневековье большинство солевых отложений были переданы в собственность из территориальных князей . Это начало безудержной добычи этого важного экономического товара. Было необходимо большое количества древесины для процесса добычи соли, как для строительства галерей, а также для кипящих кастрюль (Sudpfannen ) от солеварни или солончаков. Они взяли большую долю древесины.

Как катастрофическая добыча соли для некоторых ландшафтов иллюстрируются на примере города Люнебург на севере Германии. Перед тем как была обнаружена соль была окружена густыми лесами, но в течение соли добывали все леса были очищены. Только вереск пейзаж остался, в сельской местности, которая в дальнейшем опустошенной

Доклад является результатом труда огромного количества специалистов из разных стран и международных организаций. Его цель − стимулирование принятия в сфере лесной политики в странах Европы научно обоснованных решений, которые должны быть основаны на объективной и взвешенной информации. Авторы доклада включили в информацию о Европе и сведения о Российской Федерации, леса которой составляют 80% всех лесов стран − участниц Министерской конференции по защите лесов Европы, состоявшейся в 2007 году. Вниманию читателей журнала предлагаются основные выводы этого доклада, переведенные на русский язык сотрудниками WWF России.

В документе на основе применения четких индикаторов, единых для всей Европы, оценивается состояние лесов и устойчивость лесоуправления. В первой части доклада обсуждаются результаты анализа количественных индикаторов. По этим индикаторам оценивались несколько групп критериев:

• состояние лесных ресурсов и их вклад в круговорот углерода;
• здоровье и жизненность лесов;
• продукционные функции лесов (древесная и недревесная продукция);
• биологическое разнообразие лесных экосистем;
• защитные функции лесов;
• прочие социально-экономические функции лесов.

Во второй части документа на основе качественных индикаторов оценивается качество лесной политики и инструментов управления на разных уровнях. В последней части доклада дана общая оценка устойчивости лесоуправления в Европе и сформулированы основные проблемы в этой области и задачи на будущее.

Отметим сразу, что в докладе беспрецедентно большое внимание уделяется вопросам сохранения лесного биоразнообразия на разных уровнях − от внутривидового до ландшафтного разнообразия. Европа уходит от исключительно экономического взгляда на леса и приходит к пониманию их экологической ценности.

Состояние лесов, их функции, лесопользование

Леса покрывают почти половину площади Европы, занимая в сумме 1,02 млрд га, это 25% площади всех лесов планеты. В отличие от Африки и Южной Америки, где площадь лесов стремительно сокращается, в течение последних 20 лет площадь лесов Европы растет − в среднем на 0,8 млн га каждый год. Это суммарный результат действия различных процессов, включая восстановление и естественную экспансию лесов, но отчасти этот рост связан и с изменением определения леса. При этом в докладе отмечается, что рост площади лесов наблюдается во всех европейских странах, кроме России, где площадь лесов почти не росла за последние десятилетия (прирост составляет меньше четверти процента в год). Больше всего прибавилось лесов в ЮгоЗападной Европе (Италии, Испании).

На протяжении 20 лет запас древесины в лесах Европы вырос на 8,6 млрд м, что соответствует запасу древесины в лесах Франции, Германии и Польши вместе взятых. Темп роста запасов древесины выше, чем темп роста площади лесов, а это означает, что запас древесины на единице площади в лесах Европы увеличился. Как правило, это результат интенсификации лесопользования − грамотного ухода за лесом. В некоторых европейских странах получают с одного гектара пригодного для рубок леса древесины в 17 раз больше, чем в России.

Но, с другой стороны, во всех странах отмечается сокращение площади лесов, доступных для заготовки древесины. Например, в Северной Европе это сокращение составляет 0,16% ежегодно. В восточной части Центральной Европы такое сокращение наблюдалось до 2005 года, затем начался прирост. В России, наоборот, доступные для заготовки древесины площади лесов росли до 2000 года, а затем их площадь стала сокращаться, утверждается в докладе. Уменьшение площади лесов, доступных для заготовки древесины, происходит в основном за счет изменения целевого назначения лесов, так как часть продуктивных лесов теперь используется для целей рекреации, сохранения биоразнообразия, выполнения экосистемных функций.

Почти во всех европейских государствах среднегодовой прирост древесины существенно превышает годовой объем рубок, в среднем используется около 40% объема годового прироста лесов. В Российской Федерации объем заготовки леса упал с 41% (в 1990 году) до приблизительно 20% в настоящее время. Эта тенденция сохраняется с 2000 года, хотя в последние годы объемы заготовки растут. Если рассматривать данные без учета информации по Российской Федерации, следует отметить, что в Европе наблюдается рост использования годичного прироста древесины − с 58% в 1990 году до 62% в 2010м. Европа попрежнему остается одним из крупнейших в мире регионов − производителей древесины. В 2010 году в Европе было произведено почти 600 млн м круглых лесоматериалов, европейские леса продолжают оставаться основным источником сырья для производства круглых лесоматериалов в мире. При этом во многих европейских странах наблюдается резкий рост спроса на топливную древесину. Это не относится к России − при общей в Европе тенденции к развитию альтернативной энергетики в России отмечается крайне низкий уровень производства энергии из древесины.

Серьезным источником дохода для местных сообществ в разных странах часто являются недревесные продукты леса. Объем продаж недревесной продукции в Европе составляет 2,7 млрд евро, причем с 2007 года он вырос почти втрое. Основные виды такой продукции − новогодние ели (или другие деревья), плоды, ягоды и пробка. В странах, где рынок недревесной продукции развит, он составляет около 15% рынка круглой древесины. К сожалению, России в этом списке нет.

Существенный вклад в доходность лесов вносят и другие продаваемые услуги − такие, например, как лицензионная охота. Общий объем продаж таких услуг остается более-менее стабильным с 2007 года и составляет примерно 818 млн евро. Политические инициативы по увеличению использования древесины в энергетике и рост цен на энергоносители способствовали увеличению стоимости мелких древесных сортиментов. В итоге Европа зарабатывает на одном гектаре пригодного для рубок леса, с учетом использования недревесных ресурсов и прочих услуг леса, в среднем 146 евро. К сожалению, Россия критически отстает от Европы, зарабатывая всего лишь 5 евро на гектаре.

В докладе показана весьма значительная роль лесов в аккумуляции углерода. В среднем в европейских странах, включая Россию, леса поглощают около 10% суммарной эмиссии углекислого газа (СО) в этих странах. В период с 2005 по 2010 год ежегодно леса поглощали около 870 млн т СО, причем количество поглощаемого лесами углерода растет.

Особое внимание в документе уделено проблемам загрязнения воздуха и связанному с этим состоянию лесов. С одной стороны, отмечается, что политика снижения загрязнения воздуха, успешно реализованная во многих странах − членах Евросоюза и членах Европейской экономической комиссии ООН, дала свои плоды, что выражается в общем снижении уровня загрязнения. В частности, серьезно снижены выбросы соединений серы. А вот объемы выбросов азотистых соединений попрежнему превышают возможности лесных экосистем для их нейтрализации. К тому же ухудшение экологической ситуации, «вклад» в которое человечество делало на протяжении многих веков, и сейчас остается весьма серьезной проблемой и пагубно сказывается на состоянии лесов, полное восстановление которых займет десятилетия.

В результате во многих частях Европы сохраняется тенденция к подкислению и эвтрофикации почв за счет повышенного содержания азотистых соединений, хотя, по прогнозам, уровень азотного загрязнения будет и дальше снижаться. Эти изменения состава почв негативно отражаются на жизненности деревьев, составе и структуре лесов и устойчивости насаждений к вредителям и болезням. Ухудшение состояния и жизнеспособности деревьев проявляется прежде всего в утрате листвы и хвои. У разных пород деревьев на протяжении последнего десятилетия она происходила разными темпами, но тенденция в целом продолжает оставаться угрожающей. По оценке, сделанной экспертами в 2009 году, примерно у 20% деревьев листьев и хвои было меньше нормы, а 25% деревьев были признаны серьезно поврежденными или погибшими. Таким образом, каждое пятое дерево в европейских лесах повреждено или погибло. Правда, эта цифра не относится к России, потому что по нашей стране нет необходимых данных.

Насекомыевредители и болезни являются наиболее распространенным фактором, наносящим ущерб европейским лесам, вторым по значимости является повреждение дикими копытными и скотом. Тем не менее последствия воздействия этих факторов не всегда документируются. Так, 1% площади лесов Европы серьезно поврежден (без учета лесов Российской Федерации эта цифра составит уже 6%). Повреждения, вызванные ураганами, ветрами и снегом, наблюдаются главным образом в западной и восточной частях Центральной Европы и на севере и юговостоке континента. Повреждение лесов в результате пожаров фиксируется, по сути, только на территории России, на югозападе и северовостоке Европы.

Площадь охраняемых лесов в Европе растет. Охраняемые леса важны для сохранения и восстановления биоразнообразия, а также для охраны ландшафтов и поддержания рекреационных функций лесов. Благодаря реализации международных и национальных политик по сохранению биоразнообразия, на протяжении последних десяти лет этот рост составлял приблизительно 0,5 млн га ежегодно.Около 10% лесов Европы (без учета лесов Российской Федерации) имеют охранный статус − прежде всего с целью сохранения биоразнообразия, и еще 9% лесов охраняются в целях сохранения ландшафтов, а всего охранный статус присвоен 39 млн га лесов. В РФ охранный статус имеет сравнительно небольшая площадь лесов − 17 млн га. Эффективность реализации мер охраны существенно различается в разных странах. К сожалению, практические меры по охране российских лесов оставляют желать лучшего, и существенного роста площади лесов, имеющих целью сохранение биоразнообразия, в России за последние десять лет не наблюдалось.

Большая часть ландшафтов Европы испытывает антропогенное воздействие. Около 70% европейских лесов относятся к полуестественным, что является результатом многовекового воздействия человека. Малонарушенные лесные территории составляют около 26% площади лесов и расположены преимущественно в отдаленных и труднодоступных районах Восточной и Северной Европы и в Российской Федерации. Плантации занимают 4% лесной территории, они расположены в основном в западной части Центральной Европы.

Охрана природы все прочнее входит в повседневную практику управления лесами в Европе. Управление лесами существенно изменилось и стало более экологизированным. Заготовительные компании сохраняют в лесах сухостой и валеж, а также уязвимые небольшие биотопы. Все большая доля лесов восстанавливается естественным путем или в результате создания смешанных насаждений вместо посадок монокультур. В некоторых странах результаты долгосрочных исследований по мониторингу редких и исчезающих видов живых организмов, связанных с лесом, подтверждают, что новые практики лесоуправления уменьшают потерю биологического разнообразия. Растет осознание важности лесов для сохранения водного баланса, почв и защиты инфраструктуры, особенно большое значение придается лесам в горных районах. Более 20% европейских лесов отнесены к категории лесов, выполняющих защитные функции, хотя меры, ограничивающие их использование, в разных странах могут существенно различаться в зависимости от местных геологических и экологических условий.

Работников лесного хозяйства становится все меньше. В лесном секторе Европы занято приблизительно 4 млн чел., включая работников перерабатывающих и целлюлозно-бумажных предприятий. Наблюдается общая тенденция к сокращению числа занятых в лесном секторе, хотя в отдельных регионах ситуация может существенно отличаться от общей. Большое значение имеют факторы старения рабочей силы и растущих трудностей по привлечению в сектор новых кадров. Работа в лесном секторе все еще связана с высоким риском для жизни и здоровья, и за прошедшее десятилетие ситуацию не удалось кардинально изменить.

Россия на фоне остальной Европы

Российские леса имеют исключительное экономическое и природоохранное значение не только в европейском, но и в мировом масштабе, но имеются весьма существенные проблемы их мониторинга, отмечается в докладе. РФ обладает самыми большими в мире лесными ресурсами, и доля нетронутых лесов в нашей стране намного больше, чем в какой-либо другой европейской стране. Почти все леса к западу от Урала интенсивно используются, но за Уралом лежат огромные пространства удаленных и труднодоступных лесов, освоение которых связано с огромными затратами. Вызывают беспокойство незаконные рубки в некоторых частях РФ, а также угрозы для бореальных лесов, вызванные изменениями климата, прежде всего пожарами и таянием вечной мерзлоты. Российские лесные пожары вносят в общеевропейскую статистику огромный вклад (и это притом что в докладе не были учтены данные по пожарам 2010 года).

В целом, по оценкам авторов доклада, Россия на общеевропейском фоне выглядит не так уж плохо. Огромная лесопокрытая площадь, преобладающий естественный характер лесовозобновления, уменьшающаяся площадь культур интродуцентов, наличие развитого лесного законодательства и другие аспекты − все это стало причиной в целом положительной оценки состояния российских лесов и лесоуправления. Согласно данным доклада, основными проблемами управления лесами в России являются низкая стоимость круглых лесоматериалов при больших запасах сырья и низкий уровень (в пересчете на единицу площади) рыночного использования недревесных ресурсов и услуг, связанных с лесом.

Среди прочих проблем российских лесов, вызывающих тревогу у авторов доклада, отмечены:

• сокращение площади некоторых типов древеснокустарниковой растительности;
• возможное снижение скорости накопления углерода лесными насаждениями (видимо, из-за большой площади пожаров);
• относительно невысокий процент лесов, охраняемых в целях сохранения биоразнообразия, и лесов, управляемых в целях сохранения генетических ресурсов;
• низкий доход и малые объемы государственных вложений в лесоуправление на единицу площади;
• низкая доля древесины, используемой в энергетике.

В частности, судя по данным доклада, всего лишь 0,8% используемой в России энергии вырабатывается с использованием древесного топлива. Отметим здесь же, что не все сведения по российским лесам оказались доступны авторам доклада. Например, мало информации о государственных расходах на лесоуправление на единицу площади, неполные данные о лесах, имеющих культурную и духовную ценность; авторы доклада не смогли оценить сохранность лесных ландшафтов в России по официальным данным и др. По мнению авторов документа, России нужно уделить серьезное внимание изучению состояния почв, проблеме катастрофических лесных пожаров, подобных пожарам 2010 года, сбору информации об охраняемых и находящихся под угрозой исчезновения видах живых организмов, использовании лесов в целях рекреации, а также приложить усилия для развития использования этих услуг и пр.

Изменения в лесной политике и лесоуправлении

Существенное влияние на национальные лесные политики оказали многочисленные политические проблемы. Лесоуправление в последние годы привлекало к себе повышенное внимание политиков. На большинство национальных лесных политик оказывают все возрастающее влияние различные международные процессы и явления в области энергетики, противодействия изменениям климата, способы ведения сельского хозяйства и сохранения биоразнообразия.

Большинство европейских стран реализуют активную и целенаправленную политику в области лесоуправления и смежных областях. Больше всего внимания уделяется следующим вопросам:

• роли лесов в противодействии изменению климата и смягчении результатов этого изменения и содействию адаптации лесов и населения к изменениям климата;
• увеличению объемов и активизации использования ресурсов древесины, особенно в свете роста использования возобновляемой энергии;
• улучшению сохранения биоразнообразия путем развития природоохранной деятельности и многоцелевого лесопользования;
• продвижению на рынке недревесной продукции и развитию торговли недревесной продукцией леса и экосистемными услугами, такими как защитные функции лесов, биоразнообразие, поддержание цельности ландшафтов;
• поддержанию жизнеспособности лесного сектора, увеличению его вклада в развитие сельских поселений и «зеленую экономику».

Новые или усовершенствованные цели реализуются путем введения специальных целенаправленных актов или внесения изменений в существующую нормативную базу (например, новые законы в области лесоуправления или национальные лесные программы). Помимо упомянутых вопросов, изменения касаются также исследовательской деятельности, образования и обучения. В целом законодательные изменения произошли более чем в половине стран − участниц Министерской конференции по лесам (2007). Однако до сих пор требуется улучшение координации и согласованности между многочисленными политиками, оказывающими влияние на лесной сектор.

• изменение климата;
• необходимость увеличения вклада лесного сектора в энергетику;
• сохранение биоразнообразия;
• необходимость развития «зеленой экономики».

Все четыре проблемы исключительно сложны и неоднозначны и требуют вовлечения в их решение разных действующих лиц и постановки политических целей, в том числе вне лесного сектора.

Обеспечение человечества возобновляемой энергией, включая энергию, получаемую при использовании древесины является центральным пунктом энергетической и климатосберегающей политики во всем регионе. Как выяснилось, с целью получения энергии используется гораздо больше древесины, чем предполагалось ранее. Однако проблемой сектора остается увеличение потребления топливной древесины, получаемой из порубочных остатков, отходов производств, при рубках ухода, ландшафтных рубках и др.

Использование древесины в качестве топлива должно быть организовано с максимальной эффективностью и при минимальных отходах. Сжиганию должно подвергаться только то, что не подлежит вторичному использованию. Энергия должна вырабатываться с применением наиболее эффективных технологий сжигания.

Такой подход продиктован необходимостью минимизации изменений климата, потому что, как образно сказано в докладе, «один и тот же кубометр древесины не может быть одновременно и хранилищем углерода, и источником возобновляемой энергии».

Как уже отмечалось, площадь лесов, охраняемых в целях поддержания биоразнообразия, за последние десятилетия в Европе существенно выросла. Однако уровень биоразнообразия и степень происходящих в нем изменений очень сложно измерить, поэтому, несмотря на немалые усилия специалистов по мониторингу изменений биоразнообразия, остается неясно, действительно ли в результате принятых мер достигнуты поставленные цели. Достаточны ли эти меры для выполнения поставленной Евросоюзом задачи − сократить вдвое потери биоразнообразия в Европе к 2020 году? Проблема не только в сохранении биоразнообразия как такового, но и в нахождении наиболее эффективных и в то же время гибких способов для этого, включая платежи за использование экосистемных услуг, способы информирования, развитие сертификации лесоуправления и другое в дополнение к законодательным мерам и созданию новых охраняемых территорий.

В итоговом выводе доклада указывается на необходимость создания «зеленой экономики» на основе в том числе и устойчивого лесоуправления. Согласно определению UNEP (2011), «зеленая экономика» − это такая экономика, которая приводит к повышению благосостояния людей и росту социальной справедливости на фоне существенного уменьшения экологических рисков и негативных экологических явлений. Рост доходов и занятости населения должен осуществляться способами, которые снижают выбросы углекислого газа, загрязнение, повышают энергоэффективность и препятствуют потерям биоразнообразия и снижению экологических функций естественных экосистем.

Многие полагают, что европейскому лесному сектору уже сегодня присущи многие черты «зеленой экономики». Результаты исследований, проанализированных в докладе, показывают, что сектор в целом вносит незначительный вклад в выбросы углекислого газа, эффективно использует ресурсы и носит характер социально ответственного. Однако предоставление лесами многих экосистемных услуг недостаточным образом оплачивается их потребителями. То есть конечная цена продукции из древесины, произведенной в условиях устойчивого лесоуправления, ниже необходимой, для того чтобы расходы на лесное хозяйство соответствовали затратам, требующимся для обеспечения устойчивого лесопользования, в том числе ниже цены конкурирующей с ней продукции других отраслей (например, продукции сельского хозяйства). От европейского лесного сектора требуются дальнейшие усилия по решению этих проблем, включая внедрение инноваций в сфере видов продукции, технологий, услуг, бизнес-моделей, а также в сфере информирования. Роль лесного сектора среди конкурирующих секторов экономики должна возрасти, что будет положительно отражаться как на состоянии природных ресурсов, так и на уровне жизни населения Европы.

Николай ШМАТКОВ,
Татьяна ЯНИЦКАЯ,
WWF России